Этот день обещал быть тяжелым во всех отношениях.
После возвращения из закрытого района, Альберт почти не спал ночью, силясь не глядеть в потолок стационара. С возрастом он заметил за собой появившуюся у него привычку – долго обдумывать что-то важное для него, даже после того, как решение уже было принято. Раз за разом прокручивать все в голове, словно перечитывая одну и ту же страницу книги с целью обнаружить для себя что-то новое. В этот раз он тоже так делал. Размышлял над тем, что ему говорил Густав, гадал, верны ли его заверения о том, что в больнице могут находиться люди, и если да, то были ли они все еще здоровы. Размышлял и над тем, доставили ли его послание, которое он продиктовал по прибытии в стационар, в штаб. Так как его руки были связаны на те часы, которые ему необходимо было провести в стационаре, в случае если бы он оказался не заражен, к моменту выхода из стационара все должно было быть готово к отправке в зараженный район с целью вызволить людей. Первый помощник, которому должны были доставить послание, не подвел. Ровно к тому часу, когда капитан и Николас смогли выйти за стены стационара, в офисе стражи Восточного района, куда капитан отправился первым делом, их уже ждали все назначенные в этот небольшой поход стражники. Преимущественно те, кто ранее служил на улицах района, который теперь был закрыт. Те, кто патрулировал отдельные улицы чумного района, дабы следить за распространением гулей на них. Глядя на них Альберт невольно подумал, что, возможно, если бы не сократившееся число патрульных на этих улицах, и не сократившееся время патруля, который больше стал похож на объезд зараженной местности, нежели на обычное патрулирование области, он бы узнал о здоровых людях гораздо раньше, чем об этом ему поведал Густав. Сколько еще людей, живых и здоровых, могло остаться в северо-восточной части города? Об этом Альберт решил подумать после того, как они доберутся до больницы. И узнают, есть ли там еще люди, и здоровы ли они.
За кордон должны были отправиться восемь человек, которые при необходимости должны были разделиться на две группы. Даже несмотря на то, что они отправлялись в район днем, когда гули не так активны, Альберт не желал рисковать. Шелковые нитки все еще очень хорошо ощущались в раненном боку, и капитан решил, что меньший состав для такого неоднозначного дела, может быть губителен. Однако и больше людей он брать не стал – если все пойдет не по плану, увеличивать число зараженных, пополняя их ряды своими людьми, в его планы совсем не входило. Убедившись, что помимо револьвера каждый второй стражник имеет при себе винтовку, капитан приказал выдвигаться. Размышляя, не являются ли такие меры излишними, капитан пришел к выводу, что нет. Собственный опыт подсказал, что за время последней его стычки с гулями, те сильно поднаторели и на одну тварь уходит слишком много револьверных патронов. Чем растрачивать их, лучше встретить тварей одним точным выстрелом из винтовки…
— Капитан, вы правда думаете, что в больнице могут быть люди? — вопрос, брошенный одним из стражников, Брувером, который, как выяснил Альберт по возвращении из стационара, вызвался добровольцем, когда стало известно, что в зараженном районе могут быть здоровые люди. В чем именно заключалась причина такого решения, Альберт не знал, но подозревал, что это могло быть что-то личное. Спрашивать не стал.
Они сидели друг напротив друга в крытой карете, которая всего пару минут назад пересекла границу зараженного района. Трое стражников, один медик – четвертый из стражи был на козлах, держал в руках поводья.
— Допускаю, что такое возможно. Наверняка узнаем только когда прибудем на место.
— Не знаю даже, что лучше – узнать, что они там, живые и здоровые, что будет означать, что могут быть и другие, или узнать, что все они уже заражены и понять, что мы не успели...
Капитан краем глаза заметил, что медик бросил на него странный взгляд, но в разговор не вступил. Отведя взгляд к окну, капитан только вздохнул, решив также ничего не говорить в ответ на слова Брувера.
Возвращаться к мыслям, которые терзали его всю ночь, желания не было.

Путь до больницы протекал спокойно. Нет, Альберта это не удивило – он не ожидал, что едва они въедут в зараженный район, на них средь бела дня набросятся стаи гулей, однако что-то внутри него словно ждало чего-то, что ему бы точно не понравилось.
Когда Фергюс, стражник, сидящий на козлах, сказал в небольшое окошко кареты, что они приближаются к зданию больницы, капитан, не в силах сидеть на месте, открыл дверцу кареты и оставшийся путь проделал стоя на внешней ступеньке.
Ручка над дверцей, за которую он держался, давила на ладонь сквозь кожаную перчатку, а холодный воздух, разбивающийся о маску на лице, слабо трепал полы длинного камзола. Здание больницы призрачным силуэтом возвышалось в конце улицы, и отчего-то так некстати лезли в голову мысли, что отсюда она напоминает мавзолей. Величественный дом смерти. Капитану хотелось бы, чтобы это было не так.
«Даже кладбище можно назвать более веселым местом…»
Вскоре они выехали на небольшую площадь, коей на самом деле являлась широкая, но короткая улица. Здесь было тихо и пусто. Ни разъезжающих туда-сюда карет, ни общественных городских дилижансов; пустые трамвайные пути и темные окна окрестных зданий. Лишь крысы, перебегавшие дорогу где-то вдалеке.
Капитан спрыгнул со ступеньки на мокрую мостовую, между камнями которой еще оставался слегка подтаявший серый снег. Здесь его было меньше за счет бо́льшего пространства, однако у зданий и в переулках его еще было достаточно для того, чтобы забыть о том, что на днях наступила весна. Впрочем, когда в Тэлойе было иначе?..
Стражники вышли из карет. Капитан машинально оглядел каждого. На лицах, серых то ли из-за пасмурной погоды, то ли из-за усталости, читалась смесь волнения и решительности. Все знали, что дело должно быть сделано, однако капитан мог зуб дать, что каждый из присутствующих здесь был бы счастлив узнать, что дело можно отложить. Вот только сколько ни откладывай – лучше не станет. А вот хуже – легко.
– По словам нашего друга, мистера Горбо, люди должны быть в восточном крыле больницы, в зоне реабилитации. Он предупредил, что парадные двери заперты, поэтому придется идти через служебный ход во дворе, – стражники кивнули, медики покосились на здание больницы, а капитан продолжил, обращаясь к стражникам, что сидели на козлах: – Фэргюс, Лойд, вы остаетесь здесь, будете присматривать за лошадьми. Если гули покажутся – отгоните их любой ценой, иначе путь назад станет нашей главной головной болью.
– Есть, капитан, – по голосу каждого было слышно, что они не в восторге от того, что им придется остаться в одиночестве на пустых улицах, пугающих одним своим видом, однако перспектива идти внутрь здания больницы им, похоже, нравилась еще меньше.
– Хорошо. Тогда вперед. Найдем этих людей и уберемся отсюда.
С этими словами Альберт двинулся к кованым воротам забора, окружающего здание больницы. Если когда-то они были открыты нараспашку, то сейчас были лишь слегка приоткрыты.

Удивительным образом перед самим зданием больницы было меньше снега. Словно здание источало тепло, топящее снежную массу, заставляя проглядываться темному мокрому камню самой мостовой. Где-то наверху, будто оберег, хлопал на слабом ветру массивный флаг тэлийского королевства, будто его наличие могло отвадить от этого места все беды. Судя по серому и затянутому небу, если где-то за тучами и было солнце, сегодня оно работало в половину своих сил…
Массивные кованные ворота неприятно скрипнули, когда капитан раскрыл их чуть шире, чтобы не пришлось протискиваться на территорию больницы боком. Когда последний стражник оказался на той же стороне ограды, что и он, Хаинц приказал закрыть ворота до конца. На всякий случай. На какой именно он уточнять не стал.
– Эвакуация здесь прошла быстро, больных перевезли, а больницу закрыли, поэтому парадные двери должны быть закрыты, – не оборачиваясь, произнес Альберт, направляясь по широкой дорожке к главному входу. – Густав сказал, что люди спрятались в реабилитационном отделении больницы. Оно находится в восточном крыле. По его словам, туда не получится попасть через служебный ход, поэтому придется идти через служебный ход в западном крыле.
– Выходит, всю больницу придется пройти? – спросил Брувер, и даже не видя его лица, Альберт понял, что тот хмурился, когда говорил это.
– Выходит, что так.
– Как в этом месте вообще могли спрятаться люди? – негромко, словно боясь кого-то разбудить, спросил другой стражник.
– Это вполне логично, – заметил один из медиков. – Во время эвакуации персонал больницы был занят подготовкой пациентов к перевозу. За отведенное время просто физически невозможно собрать все оборудование, медикаменты и припасы. Проще просто запереть. Больница – идеальное место для того, чтобы переждать бурю.
– Можно ли чуму переждать? Чума – не буря, – хмыкнул другой стражник.
– С какой стороны посмотреть, – подал голос другой медик, и по звуку его голоса Альберт понял, что он даже не оглянулся на говорящих.
Тем временем, они прокладывали путь в обход основного здания больницы, держась левее от него, дабы добраться во двор больницы и западного служебного входа. Альберт сомневался, что гули встретятся им здесь, прямо на улице, поэтому не держал в руках оружие. Однако пальцами то и дело касался рукояти револьвера, покоящегося в нагрудной кобуре.
Наконец, они миновали крупную арку, предназначенную для медицинских карет, и попали в узкий внутренний двор. Напротив них лежало восточное крыло, мрачно глядящее на них пустыми и темными провалами окон. При такой хмурой походе тонкие стекла казались старыми и грязными, а место, невероятно тихое – заброшенным.
– А мне казалось, это портовые подворотни страшные, – нервный смешок со стороны одного из стражников давал понять, что он пошутил, однако никто не засмеялся. Как будто никто его даже не услышал.
– Еще не вечер, – немного запоздало ответил ему Альберт, когда они приблизились к западному служебному входу.
Ручка у массивной двери была сбита.

Пауза была недолгой. Нельзя сказать, что городские стражники не видели перед собой когда-либо запертых дверей. Тем более дверей со сбитыми ручками. Молчание, скорее, было вызвано тем, что никто не ожидал обнаружить вход именно в таком состоянии. Альберт не был исключением – состояние двери вызвало у него определенные вопросы.
Гули, если им был резон побывать в этом месте, оставили бы куда больше приметных следов на двери, а затем просто плюнули бы и полезли бы в окна второго или третьего этажа. Однако окна были целы, а на двери не было царапин, которые могли сойти за следы их когтей. Значит, дело было в другом. Мародеры? Могло быть и так. Эти черти сунутся в саму Преисподнею, если пойдет слух, что там можно хорошо нажиться, а здание брошенной больницы было вполне себе лакомым кусочком. Вот только на кой черт они сбили ручку? В попытках открыть? Изрядные неудачники.
– Она точно не откроется, – сказал один из стражников, до этого плечом потолкавший дверь.
– Может, выломать? – предложил другой.
– И как вы себе это представляете? Дверь слишком массивная. Да и лишний шум нам ни к чему, – буркнул один из медиков.
– Тогда, может, просто выстрелить в замок? Всегда работает.
– С ума сошли? Этот выстрел услышат в радиусе километра!
– Всяко лучше того, чтобы здесь топтаться.
Медик выдал нечленоразделый звук.
– Боитесь, доктор?
– И вам бы стоило. Напомнить, где мы находимся? Что если мы привлечем внимание…
– Кого? Гулей? Они днем по открытым улицам бегать не будут. Скорее уж подождут ночи, чтобы пройтись по домам и…
– Хватит, – остановил перебранку Альберт, подходя к двери поближе. Пара царапин на двери у сбитой ручки были достаточно свежими. Били явно чем-то вроде лома. Очевидно, что то, чем пытались сбить ручку в надежде, что замок после этого будет сломан, вскользь задевало дерево. Работали явно дилетанты. Или люди, которые очень спешили.
«Странно. Их остановила сбитая ручка?» – задался вопросом капитан, отходя от двери и оглядывая окрестную территорию. Поглядел на узкую площадь между соседними частями больницы, вглядываясь в ее мокрые от снега камни, будто пытался что-то найти. Нахмурился, словно не нашел того, что искал, продолжая слушать диалог товарищей:
– Что будем делать? – вопрошал Брувер. – Здесь не пройдем, это ясно. Если только среди нас нет мастера-домушника.
– Придется идти через окно, – пожал плечами тот самый стражник, который предложил больше всего идей.
– Нельзя, – сухо отозвался тот медик, с которым он прежде спорил. – Это частная собственность, у вас будут проблемы, если об этом узнают…
– Тогда пусть никто об этом не узнает, – едва удержавшись от того, чтобы пожать плечами, ответил ему другой стражник. – У вас-то идеи есть?
Ответом было молчание. Нарушил его второй медик, указав на окна:
– Я туда не залезу.
– Придется, доктор, если не умеете просачиваться сквозь решетки, – хмыкнул Брувер, кивая головой на металлические брусья, защищающие окна всего первого этажа.
– Полезем здесь? – спросил стражник постарше, который до этого всегда молчал. Единственное, что Альберт знал о нем, так это то, что у него легкая хромота на одну ногу. – Может, чтобы не делать круг, разобьем окно сразу в восточном крыле?..
– Можно, – согласился капитан, но затем указал на сбитую ручку. – Однако дверь пытались взломать совсем недавно.
– Почему вы так думаете?
– Царапины у замка совсем свежие, – пояснил Альберт. – А если судить по целым окнам, то кто бы ни пытался проникнуть внутрь, он или они решили найти другой путь.
– Возможно, им удалось взломать другую дверь, – догадался Брувер. – А если так, то мы можем попасть в здание без лишнего шума. Он нам будет ни к чему, если те, кто пытался влезть сюда, все еще в здании.
– Именно так, – кивнул Хаинц и оглянулся, окинув взглядом стену восточного крыла и серые окна. – Густав говорил по крайней мере о четырех ходах: главный, западный и восточный входы, а также подвальный с восточной стороны этого крыла.
– Разделимся? – предложил Брувер. – Так мы быстрее сможем осмотреть оба оставшихся входа. И если одна группа наткнется на неприятности, у второй будет шанс остаться незамеченной и нанести удар исподтишка.
Капитан кивнул, однако после этого вопросительно глянул на своих товарищей. Скорее чисто машинально.
Решение он уже принял.

Есть такая фраза – «на лбу написано». Пока не столкнешься с подходящей ситуацией, не поймешь, что она на самом деле значит. И только когда столкнешься, поймешь, что лоб тут совсем ни при чем. И, быть может, даже задумаешься, как именно возникла эта фраза. Потому как обычно все мысли другого человека если и были где-то написаны, то на всем его лице.
По лицам стражникам несложно было догадаться, о чем те думали. Неосознанно тянувшие время диалогом, они осознали, что тянуть больше некуда. Разговоры закончились, предстояло двигаться дальше и приниматься за дело. И, казалось бы, ничего серьезного – просто зайди в здание, найди людей и все. Дальше за тебя решит начальство. И все-таки, приятного в происходящем было мало. Альберт мог поставить на кон свой самый здоровый зуб, что каждый из присутствующих здесь предпочел бы этому делу дополнительную ночную смену. Смену, после которой можно получить дополнительное жалование, а затем спустить его в пабе, ворча на тему того, как противное начальство вконец тебя доконало, назначая сверхурочные. Но сколько ни думай об этом, сколько этого не желай, сейчас они стояли здесь, под хмурым небом, у здания, чей вид был менее радостным, чем вид гроба какого-нибудь вельможи, скончавшегося на радость молодым родственникам.
Все как-то незаметно разбежались, образовав две команды. Команды, совсем не устроившие капитана. Из всех присутствующих Альберт мог предоставить командование Бруверу и Джерду Диглю, самому старшему из стражников, хромому на одну ногу. Если первого знал он достаточно неплохо, то второго – гораздо меньше. По факту, о Дигле Альберт знал лишь то, какую он носит фамилию, за каким участком закреплен и то, что он женат. Однако по докладам, в котором фигурировала его фамилия, он мог сделать вывод, что его командирские качества достаточно высоки для того, чтобы он мог командовать людьми без присутствия капитана. Брувер ему в этом проигрывал.
Проигнорировав произнесенные Николасом слова, глядя на Дигля, капитан отдал краткое распоряжение:
– Лейтенант, – обратился он к Диглю, – берете на себя командование. Хавер, Гордич – идете с лейтенантом. Брувер и Брэй – со мной. Не забывайте, – обратился он к первым, – наша задача не устраивать тут войну, а просто найти людей. Если наткнетесь еще на кого-то, действуйте по обстоятельствам, но постарайтесь не открывать огонь первыми. Лишний шум нам тут ни к чему, как и лишние трупы. Все ясно?
– Так точно, капитан, – спокойно отозвался Дигль. Остальные кивнули.
– Хавер, оставьте свои гениальные идеи до следующего раза, – с едва уловимой насмешкой в голосе обратился к стражнику капитан, на что тот смущенно улыбнулся.
– Ой-ёй, капитан, – в свойственной ему манере отозвался тот.
Альберт знал, что Хавер был самым молодым из стражников, присутствующих здесь, однако он был младше Николаса лишь на пару лет. Порой глупил, но особых вопросов не вызывал, в ином случае его кандидатуру капитан отмел бы еще в начале этого дела. Сейчас Хаинцу хотелось больше проконтролировать действия Николаса, который, похоже, не слишком хотел попасть в его отряд, усиливая желание того держать младшего лейтенанта под боком. Брувер же был ему необходим просто потому, что он знал, как тот работает, и если что-то пойдет не так, то он сможет быстро среагировать и подхватить действия капитана.
Медики нетерпеливо переминались на месте, напоминая о своем существовании.
– Мистер Вайс, пойдете с нами, – в ответ на слова капитана, тот кивнул, явно довольный тем, что ему не придется идти с Хавером. – Хорошо. Мы пойдем к подвальному ходу, на вас – восточный ход. Если один отряд ничего не находит – следует за вторым. Вперед, – скомандовал капитан.
Ботинки застучали по мокрому камню. Влажный запах грязного снега защекотал ноздри.

Альберт всегда считал, что из него плохой предсказатель. Ему было далеко до уровня высших чинов полиции, далеко было даже до некоторых констеблей, которые варились в своем супе примерно столько же, сколько он варился в своем. Однако годы работы если не научили его предвидеть, то научили чувствовать. Быть может, это плохое качество для капитана, однако порой он чувствовал, как необходимо поступить, но логически объяснить своего решения не мог. Да, наверное, это не лучшее качество для капитана. Когда тебе зададут вопрос, будь то вопрос вышестоящего или подчиненного, у тебя должен быть ответ. Отвечать или нет – это ты уже сам решишь, но ответ у тебя быть должен. Был ли у Альберта сейчас ответ на то, почему он отправил вторую группу к входу в восточное крыло, где, по идее, находились люди, которые могли быть уже далеко не здоровыми? Наверное, был. Состоящий из множества «но» и «может быть», но был. Можно ли было считать такой ответ ответом – это уже был совсем другой вопрос, и ответ на него каждый должен был найти для себя сам…
Однако Брувер, похоже, не хотел тратить на это энергию, потому как едва они завернули за угол, подрагивающим от легкого бега голосом, спросил:
– Думаете, хорошей идеей было отправлять их вот так?..
– Сомневаетесь в моем решении?
– Нет, просто…
– Дигль знает, как командовать отрядом, ему не впервой, – отозвался капитан. – Он сможет управиться с Хавером и Гордичем. А они хорошо управляются друг с другом.
– Что вы хотите этим сказать?
– Они работают на одном участке уже три года.
Да, пожалуй, это и был один из его ответов. Да, эти двое всегда рвутся в бой, один даже посильнее второго, но они умеют выполнять приказы, и они знают свое дело, иначе бы их не было в этом отряде. Да, Хавер из них моложе остальных, но дерьма на его голову вылилось не многим меньше, чем тому же Николасу. Да, Гордич был не лучшим стрелком, но у него была отменная реакция, и они с Хавером, который метко стрелял, хорошо друг друга дополняли. А Дигль…
Как-то раз один из стражников усомнился в его навыках. Вернее, задался вопросом, годен ли он для дела, ведь он хромой. В тот раз капитан спросил его: «если вам отрежут ногу, вы станете хуже стрелять или станете глупее?»
Было, правда, и еще кое-что. Но Альберт старался об этом не думать раньше времени. Да, пожалуй, все-таки на этот раз у него все-таки было объяснение, а не только чувство. Насколько оно было весомым? Вот это уж точно пусть каждый решает для себя сам.
Они обогнули восточное крыло, нашли узкую арку, ведущую в небольшой дворик, и взяли от нее вправо. В углу двора несложно было заметить старые металлические перила, косо уходящие в землю. За ними оказались ступени, спускавшиеся к старой жестяной двери.
Дверь была приоткрыта.
– Прямо как по заказу, – хмыкнул Хаинц, доставая револьвер из кобуры.
Спускаясь вниз по ступеням, давая знак Николасу и Бруверу идти следом, он заметил, как медик, последовавший за ними, выудил выданный ему пистоль. Однако в его глазах капитан прочитал надежду, что ему не придется им пользоваться.

Капитану нередко доводилось бывать в служебных помещениях, туда, куда попасть обычным людям, как минимум не носящим мундиры стражи, можно было лишь по разрешению непосредственного хозяина этих мест. Однако в подсобных помещениях больниц ему толком бывать не доводилось. По крайней мере, не всех…
Больница И. Шелера не была одной из тех, куда ты первым делом захочешь попасть, чтобы вылечить какую-то старую болячку. Здесь можно было полежать, чтобы зализать раны, либо подправить здоровье, начавшее немного барахлить, но приходить сюда с действительно большой проблемой Альберт не стал бы. Одно то, что эта больница находилась практически в центре восточного района – не самого благополучного во всех отношениях – говорило само за себя. Люди, живущие на этих улицах, не отличались особым достатком, не могли заплатить за действительно хорошее лечение, именно поэтому данная больница была для них неплохим вариантом. Всяко лучше, чем ничего. Но не самый большой доход больницы налагал свои отпечатки: за потрепанным фасадом скрывалось не менее потрепанное сердце больницы, бьющееся, но то и дело пропускающее удар-другой.
Подвал выглядел так, как если бы им давно не пользовались, однако было очевидно, что правдой это быть не могло. Многочисленные стеллажи и полки были забиты картонными коробками, а те, что пониже – деревянными ящиками, квадратными или продольными. Здесь, в окружении каменных стен и малого количества света, льющегося лишь из пары узких окон под потолком, было удобно хранить часть медицинских препаратов, требующих прохлады и отсутствия света. Капитану без труда удалось представить, как заказанный товар вносят сюда грузчики, вокруг которых порхают словно бабочки складские рабочие, ответственные за каждую склянку внутри того или иного ящика. И наверняка один из них каждый раз, открывая дверь пошире, ожидая повозку с грузом, ворчит о том, что пора бы уже смазать чертовы петли на двери, скрип которых разбудит даже мертвых в морге, (возможно) в другой части больницы…
Однако если когда-то это и был активный склад, то теперь, чтобы он вновь стал таким, работникам больницы придется попотеть.
– Похоже, наши друзья, кем бы они ни были, не отличались аккуратностью, – хмыкнул Альберт, осторожно обходя осколки.
Склад выглядел так, будто его незваному гостю всю жизнь как хотелось его разгромить. Часть коробок была вскрыта – там, в гнезде из плотно сбитого сена поблескивали неясно как уцелевшие во всем этом хаосе бутыльки с неизвестным содержимым. Остальные, стоявшие на полках без каких-то дополнительных упаковок, были будто сметены одним точным движением руки. Некоторые картонные коробки, сброшенные вниз, темнели на дне и углах от влаги из-за разбитых в них склянок, другие же, наоборот, словно лопнули от давления на стенки чего-то тяжелого или густо напиханного…
Часть одной из полок, с припиской «циметидин» теперь одной бесполезной кучей лежала у подножия стеллажа.
– Если ты приходишь в больницу поживиться – какой толк разбивать то, что можно продать? – непонимающе пробормотал Брувер. Альберт разделял его непонимание, и внутренне уже ощущал липкие объятья какого-то неясного подозрения. На тихое бормотание медика, сокрушающегося на тему увиденного, капитан внимания не обратил.
– Такое чувство, что они что-то искали, – заметил Альберт.
– И очень спешили, – вторил ему Брувер.
Капитан тяжело выдохнул, когда боль пронзила бок, стоило ему неудачно перенести вес на левую ногу, когда он решил поддеть ботинком часть осколков и посмотреть этикетку.
– Фенацетин, – проговорил он себе под нос, затем подняв глаза к полкам.
– Что, противники анальгетиков?
– Не похоже, – выдержав небольшую паузу, капитан прошел к ящикам, которые приметил в самом начале. Странно, но на них не было никаких поясняющих знаков или пометок о содержимом. Либо они были не такими приметными, их было просто не видно в такой темноте.
Та, что была приоткрыта, содержала в себе меньше трети того, что в ней находилось. На оставшихся темных и небольших склянках капитан приметил крохотные самодельные этикетки.
Достав одну из склянок, он вышел на свет.
– Опий, – он произнес это так, будто озвучил приговор.
– Это вполне нормально для больницы, – оживился медик, будто боялся, что на него вот-вот падет кара Божья за все содеянные им грехи, но еще не был до конца в этом уверен.
– Да, для больницы это нормально, – согласился капитан, убирая склянку на место. Больше он ничего не сказал, хотя чувствовал, что от него ждут каких-то еще слов.
Пройдя к двери в конце склада, поднявшись по металлической лестнице, Альберт положил руку в кожаной перчатке на металлическую ручку. Он уже опасался, что дверь окажется закрытой, однако вышло наоборот. Короткий низкий скрежет, щелчок – и дверь отворилась. В отличие от входной, она практически не скрипела – похоже, ее все-таки периодически смазывали.
За дверью, как оказалось, их ждало еще одно складское помещение. В отличие от подвального здесь было светлее и чище, но менее просторно. Полки были забиты преимущественно средствами первой необходимости, вроде упаковок с бинтами, пеленок, резиновых в том числе, упаковок с новыми стеклянными шприцами и прочим, прочим.
– Похоже, тут их не было, – раздался за спиной голос мистера Вайса.
– Были, – приглушенно отозвался капитан, глядя себе под ноги.
Затем он отошел, чтобы остальные могли увидеть мокрые следы от сапог; не его сапог. Недостаточно свежие, но и не настолько старые для того, чтобы высохнуть.
– Похоже, около трех-четырех человек, – хмыкнул Брувер, покосившись на Николаса.

Вопрос, заданный Николасом, Альберт встретил вопросительно приподнятой бровью. Что тот имел в виду? То есть, почему это Николаса удивляло? Очевидно, что завоз нового материала, каким бы он ни был, происходил не каждый день. А вот за необходимым материалами на склад сами врачи могли заходить каждый день, а то и по несколько раз. Не хранят же они все необходимые вещи в палатах в таком же количестве. Да и если подумать, не всегда подсобные помещения используют только по их непосредственному назначению…
Однако эта мысль пришла и ушла, когда все оказались в этой части склада. Капитан мысленно согласился, глядя на следы, что вандалов было трое.
– Вот что интересно, – негромко заметил капитан, проходя чуть вперед и оглядывая полки местных стеллажей. – Зачем они пошли сюда? Когда ты идешь грабить больничный склад, не заботясь о сохранности большинства вещей, попадающихся тебе на пути, ты явно ищешь что-то конкретное. Там, внизу, стороной обошли преимущественно опий – одни ящики были пусты, а остальные не тронули. Как если бы собирались потом вернуться за оставшимся…
– …Но тогда почему они не ушли с награбленным, а пошли сюда с полными руками? – медик, догадавшийся, к чему ведет капитан, закончил за него. – Если могли взять еще – взяли бы, да ушли.
– Может, искали еще что-то? – предположил Брувер. – Для этого и оставили место.
– Что-то такое, чего нельзя найти на складе? – с сомнением спросил капитан, идя параллельно влажной дорожке из слабо различимых следов, ведущих к двери. – Что же это может быть?..
Альберт не знал. Что творится в головах у людей вообще оставалось для него загадкой. Человек десять лет может быть примерным семьянином и хорошим работником, а потом ты выясняешь, что он вот уже два месяца занимается тем, что режет девочек в подвале заброшенного ателье. Почему? Потому что нет никого прекраснее его дочерей. И быть не должно. Где тут логика? Попробуйте найдите. Но найдете вы или нет, это не изменит того, что для этого психопата она существовала.
Поэтому капитан и не стал гадать, чего же такого еще могли искать вломившиеся сюда люди, и чего они не нашли на складе.
– Не важно, – произнес Альберт, поднимая голову и глядя на товарищей. – Важно то, что эти люди могут ждать нас впереди. Есть у них оружие или нет, встретиться со стражей они будут не рады.
Он вышел в коридор. Длинный и темный, он освещался лишь благодаря ряду окон в правой стене, из которых и лился тусклый серый свет. Лампы здесь были далеко не кристаллические, что лишний раз напоминало об уровне этого медицинского учреждения.
– Смотрите в оба и будьте нагот…
Договорить Хаинц не успел, так как откуда-то впереди, и немного сверху, раздался высокий женский визг. А затем два громких выстрела. И приглушенные мужские голоса.
Капитан почувствовал, как на него нахлынуло чувство дежавю. Однако предаваться ему долго не стал:
– Вот черт... – буркнул он себе в усы и подав знак следовать за ним, двинул вперед, мимо окон и дверей в общие палаты.

Альберту дорогого стоило промолчать, когда Николас сказал свое веское слово. Младший лейтенант как всегда рубил с плеча и, похоже, пропустил мимо ушей то, что и капитан, как он сам сейчас, сомневался в том, что люди могли пойти исследовать больницу с полными руками. Конечно, если говорить образно – вряд ли те, кто сюда заявился, действительно несли все награбленное в руках. Если уж пришли сюда, значит, наверняка подготовились к тому, чтобы вынести как можно больше. Безусловно, можно было пофантазировать, предположить, что с награбленным они двинулись дальше просто затем, чтобы осмотреть по-быстрому эту часть больницы, понять, есть ли здесь что-то, за чем можно вернуться, возможно, с большим количеством народа. Но все это были такие туманные предположения, что внимания они сейчас не стоили и не окупали – кто бы здесь не похозяйничал, к их непосредственной задаче это не имеет никакого отношения. И все-таки, для капитана осталось тайной, почему Николас решил, будто сам Альберт считает, что эти неизвестные двинулись вперед затем, чтобы добрать еще чего-то (что, впрочем, нельзя было исключать, ведь найденное на складе могло быть главной целью, а остальные поиски могли быть лишь данью любопытства). Особенно, если учесть, что он сам перед этим высказал сомнения насчет этого. Впрочем, возможно сейчас он просто мыслил слишком субъективно и внимание младшего лейтенанта к Альберту, было просто вниманием, а слова и вовсе предназначались Бруверу. В конце концов, именно он высказал предположение, которое смутило их обоих.
Размышлять об этом на ходу капитан не планировал, хоть некоторые предположения касательно того, что здесь могло произойти, и скользнули по сознанию Альберта, когда он двинул вперед по коридору, мысленно проклиная все на свете, когда боль стреляла в раненном боку.
«Это не шелковые нитки, это серебряные нити, а я – чертов оборотень!» – сокрушался он.
Незнание плана больницы могло бы сказаться, если бы она не была спроектирована, как и многие ей подобные. «Если видишь длинный коридор, будь готов к тому, что в его конце тебя всегда будет ждать лестница», – слова, которые Альберт запомнил еще в те годы, когда сам ходил в обычных стражниках. Удивительно, но редко когда бывало так, что они не соответствовали истине.
Сапоги застучали по ступеням. Голоса вдалеке уже стали узнаваться – не было сомнений, что где-то впереди их ждала вторая часть их небольшого отряда, во главе с Диглем.
Альберт, превозмогая боль, которая досаждала ему, перескочил через ступень, когда лестница подошла к своему завершению и вывела на второй этаж. Он успел лишь вопросительно нахмуриться, когда услышал сквозь смачную брань шипения, в которых слабо узнавалась боль, прежде чем влететь в открытый дверной проем и оказаться в просторной палате на десять коек.
Дуло револьвера было не лучшим приветствием.
– Капитан! От, черт! – спохватившийся Хавер поспешно опустил оружие.
За его спиной, на одной из кровати, на которой не было ничего, кроме матраса, полусидел-полулежал Гордич, чертыхающийся и постанывающий от боли в ноге, за которую он держался. Медик, стоявший рядом, с медицинской сумкой наготове, явно пытался добиться от него того, чтобы тот перестал дергаться.
– Что произошло? – глядя на ногу Гордича, которая явно встретила пущенную кем-то пулю, спросил Альберт. – Где Дигль?
– Я здесь, – раздался голос откуда-то слева. Из-за стены, играющей роль небольшой перегородки, показалась рука.
– Капитан, вам стоит взглянуть, – сквозь зубы проговорил Гордич, кивая в том же направлении. В глазах медика, стоящего рядом, спешащего наложить жгут, читалось нечто, не поддающееся описанию.
Не совсем понимая, что здесь происходит, и, желая получить ответы, капитан все-таки повременил осыпать вопросами своих товарищей. Окинув окружающих таким взглядом, будто мысленно пересчитал всех присутствующих, Хаинц двинулся к Диглю.
– Господи… – вырвалось из его уст, когда он оказался рядом и увидел то же, что и он.
В углу, за массивным шкафом, в одежде явно когда-то принадлежащей взрослым, ютились двое детей. Испуганно глядя на стражников, утирая слезы на сероватом лице, девочка лет двенадцати, держала дрожащей рукой револьвер, направленный сперва на Дигля, а затем на Альберта. Второй ребенок – сложно было сказать, мальчик это был или девочка, лицо было спрятано в крупном свитере, над воротом которого видны были лишь глаза – прижимался к ее боку.
Альберт глянул на барабан револьвера. Оставался еще один патрон.
– Мы их случайно нашли, – негромко произнес Дигль. – Она выстрелила в Гордича, когда он пытался подойти.
Капитан молча перевел взгляд на ребенка, в глазах которого читался страх и подгоняемая им решительность.
«Нет следов заражения», – вдруг подумал Альберт, скользя взглядом по чистым лицам и рукам.
Но были ли и тела так же чисты, как и эти лица?..

Пауза длилась секунды три, но по бессовестно лгущим ощущениям – прошли минуты, а не секунды. Взрослые мужчины смотрели на ребенка, неумело держащего оружие дрожащей рукой, но готового защищаться. Большие голубые глаза смотрели будто сквозь них. Девочка была напугана, у нее был легкий шок, но за всем этим и дикое желание жить. Больше инстинктивное, нежели осмысленное. Альберт мог бы поспорить, что Гордич словил пулю просто потому, что девочке слишком крепко сжала в руках оружие, а не потому, что действительно хотела выстрелить в него.
Выстрелить в человека – не так просто, как может показаться. Ты можешь смотреть, как это делают другие и думать, что это легко, но стоит оружию оказаться у тебя в руках, руки твои немеют, наливаются свинцом и поднять их становится невероятно тяжело. Ты словно теряешь управление над телом, наблюдая со стороны за тем, как кто-то поднимает оружие наизготовку, а сам, подобно птице в клетке, мечешься, хлопая крыльями, словно в предчувствии беды. В этот момент все внутри тебя переходит во внутренний конфликт. Мысли будто становятся чем-то осязаемым, клубящимся вокруг тебя. И ты удивишься многим из них. Говорят, что когда тебе кажется, что смерть тебя настигла, жизнь пролетает перед глазами. И это правда. Когда же ты поднимаешь оружие, чтобы убить человека, перед глазами проносится не все то, что ты пережил до того момента, как оказался в этой точке, а то, что, как тебе кажется, будет с тобой потом, после того как ты сделаешь это или не сделаешь этого.
Альберт моргнул, поняв, что мыслями ушел куда-то туда, далеко назад. Во времена своего прошлого, где не было места этой девочке. Нет, он не думал, что она действительно хотела здесь кого-то убить. И он был почти уверен, что, уже увидев кровь, эта девочке не станет стрелять, даже если он подойдет к ней без всякого предупреждения. Если первый выстрел, скорее всего, был неосознанным, то второй ей придется делать уже со всем доступным ей пониманием. И это не та ситуация, в которой «за» превысят «против».
Несмотря на это, Альберт не хотел быть тем, кто заговорит с этим ребенком. Что он, капитан стражи, почти отметивший пятидесятилетие, видящий детей лишь издалека, может о них знать? Неприятно было признавать, но капитан не был уверен, что сможет подобрать подходящие в такой ситуации слова, кроме самых примитивных. Они работают на взрослых, но сработают ли они на детях? Не хотелось проверять. Пусть ребенок перед ним и вряд ли нажмет на курок.
Взгляд, направленный на Дигля, тот уловил. В конце концов, он был здесь единственным, у кого были дети примерно того же возраста. Удивительно, как много можешь вспомнить о человеке, когда это необходимо.
– Уберите оружие, – тихо сказал он, убирая свое. – И опустите маску.
– Что?
– Просто опустите маску, – повторил Дигль, открывая свое лицо.
Когда капитан последовал его примеру, он посмотрел на ребенка. Удивительно, как может меняться лицо человека, стоит ему только заговорить с тем, кому было немногим больше десяти. Если бы люди были способны ходить с такими лицами по улицам, капитан мог бы поклясться, что одного и того же человека, пройди он даже мимо него, он бы даже не узнал.
– Тише, не бойся. Мы не причиним вреда.
Стандартная фраза. Простая и выученная каждым как раз для ситуаций вроде этой. Удивительно, что, несмотря на это, она до сих пор работает. Даже когда ты подозреваешь, что она лишь прикрывает ложь, что-то внутри тебя все равно отзывается в ответ на нее. Возможно это что-то как-то очень отдаленно связано с надеждой.
– Меня зовут Джерд Дигль, а тебя? – выдержал небольшую паузу. – Как тебя зовут?
Девочка молчала, со страхом и подозрением косясь на Альберта, у которого, как назло, разнылась свежая рана. Он надеялся, что неприятные ощущения не отражаются на его лице. Известно, что боль человека не красит. А Хаинц и без этого не выглядел милым человеком.
– Л… Лора.
– Очень красивое имя, Лора. Мою дочь – она примерно твоего возраста – зовут Ольга. Вы чем-то похожи, – улыбнулся Дигль.
Альберт не совсем понимал, зачем он сказал это, и что это даст, но решил ему довериться.
– А твой друг? Как зовут его?
– …Густав. Его зовут Густав. Это мой брат.
«Какая ирония», – эту мысль вытеснил вопрос: как Дигль догадался, что другой ребенок был мальчиком? Наверное, будь у него свои дети, он бы так не удивлялся…
– Вы оба очень смелые дети, – продолжал негромко говорить Дигль, а затем перемялся на месте и сделал незаметный шаг вперед. – Лора, ты ведь знаешь, что это за место, верно? Знаешь, что оно опасное?
Девочка не отвечала, но Диглю, похоже, этого совсем было не нужно.
– Видишь этого человека? Его зовут Альберт Хаинц. Это капитан стражи. Видишь, у него особенная форма, совсем не такая, как у меня. Ты же знаешь, кто такой капитан стражи?
Лора неуверенно кивнула.
– Это очень хорошо. Ты молодец, что знаешь это. Да, это капитан, а остальные люди здесь – солдаты городской стражи. Ты знаешь, что делает городская стража?
Взгляд девочки заметался, она занервничала, похоже, не зная, как ответить.
– Стража защищает жителей города. Дядь и теть, мальчиков и девочек. Таких как ты и твой брат.
– От кого? – вдруг спросила Лора.
– От плохих людей. От тех, кто обижает других. Мы их находим и наказываем, чтобы они больше никого не могли обидеть.
– Сажаете в тюрьму?
– Да, сажаем в тюрьму. Где они не смогут никому вредить и смогут подумать, как плохо поступили.
– Тогда поймайте этих людей! – вдруг гневно закричала Лора, слегка опустив оружие. Возможно просто потому, что детская рука устала держать его. Как ни крути, для ребенка револьвер – тяжелая игрушка.
– Каких людей?
– Плохих людей! Которые пришли сюда и…
Она замолчала, а в детских глазах появились слезы.
– Тише, тише Лора. Мы обязательно поймаем этих людей. Ты обязательно все расскажешь и мне, и капитану, и мы подумаем о том, как наказать этих нехороших людей. Но сперва нам нужно позаботиться о вас. Ты ведь понимаешь, что находиться здесь – опасно?
– Да… люди вокруг болеют, да? Нельзя выходить на улицу, – опустив револьвер на колени, девочка утерла хлюпающий нос. – Все уехали, а мы нет. Мы не успели. Мама и папа ругались…
Альберт вновь задался вопросом, который пришел ему в голову, когда он увидел детей: где были взрослые?
– Да, люди вокруг болеют. Но один хороший человек, который был здесь недавно, сказал, что вам нужна помощь. Поэтому мы и здесь. Ты знаешь этого человека? Его зовут Густав. Как твоего брата.
– Был какой-то мистер… он приходил иногда. Он говорил с Карло.
– Карло?
– Он тут главный был. Говорил, что делать. Это его свитер.
«Был. Говорил… Как давно этот Карло мертв?»
– Похоже, Карло хороший человек.
Лора, возможно, могла бы еще что-то сказать, но промолчала. Ее пальцы вновь сжимали рукоять револьвера, но само оружие покоилось на детских коленях.
– Лора, оставаться здесь нельзя, – уже более твердо произнес Дигль. – Здесь не место детям. Тебе ведь тут не нравится, правда? – девочка уверенно помотала головой. – Вот видишь. Пойдем с нами? Мы отв…
– А как же мама? – взгляд ребенка изменился. По нему капитан каким-то образом понял: матери этих детей в живых нет. А то, что девочка не упомянула отца, говорило о том, что того нет с ними несколько дольше.
– Извини, Лора. Маме придется пока остаться здесь.
– Ее похоронят, – не вопрос, а утверждение.
– Да. Прости, Лора.
– Мы же тоже умрем, да? Старик нам говорил, что мы умрем. Заболеем и… И те люди тоже говорили, что мы больные!
– Те люди, которые пришли сюда? – ухватившись за другу тему, поспешил спросить Дигль.
– Да, они пришли, а потом сразу начали стрелять! И мама…
Хаинц свел брови и оглянулся через плечо. Там, за спиной, уже стояла часть его небольшого отряда. Они не подходили ближе, просто стояли поодаль, и слушали. Не нужно было с каждого из них снимать маску, чтобы понять, что улыбок на этих лицах нет.
Девочка плакала, а Дигль, удивительным образом оказавшийся почти подле нее, мягко произнес:
– Мне очень жаль, Лора. Жаль, что это произошло с твоей мамой.
Альберт буквально услышал, как Дигль задумался об отце девочки, но понял, почему тот не стал его упоминать.
– Но с тобой есть твой брат. Ты ведь хочешь ему помочь?
– Хочу.
– Тогда тебе нужно пойти с нами. Со мной и капитаном. И теми господами. Мы позаботимся, чтобы вы оказались в безопасности. Там, где не будет плохих людей. И больных людей тоже.
– Точно?
– Я тебе это обещаю.
– А капитан? – девочка вдруг обратила свой взор к Хаинцу. – Он тоже обещает?
– Тоже обещаю, – подняв правую руку, отозвался Альберт.
– Только я могу у тебя попросить кое-что, Лора? Отдашь мне это? – Дигль указал на револьвер.
– Нет! – вдруг воскликнула девочка, будто вспомнив о чем-то, и прижала оружие к груди, не снимая пальца с курка. Альберт почувствовал, как воздух стал гуще, когда все, увидевшие это, напряглись. – Тот мистер! Я попала ему в ногу! Теперь он меня накажет!
– Не накажет, – заверил Дигль, переглянувшись с капитаном. – Каждый солдат стражи обязан слушаться капитана. А капитан не позволит тебя наказать. Он понимает, что ты не хотела этого делать.
– Я случайно!
– Конечно. Ты не со зла. Мистер Гордич тоже это понимает, не так ли? – более громко вопросил Дигль, обращаясь к стражнику за стеной.
– Ха-ха, конечно! Я в полном порядке! – сквозь боль посмеялся стражник. – И уже совсем не больно!
– Видишь, Лора? Никто на тебя не злится, тебя никто не накажет.
Немного поколебавшись, девочка все-таки ослабила хватку на оружии, и позволила Диглю забрать у нее револьвер. По какой логике ребенок цеплялся за оружие, хотя сам боялся его использовать, Альберту было сложно понять. Все-таки детское мышление было особенным, и нужно обладать либо каким-то определенным складом ума, либо просто очень часто иметь дело с детьми, чтобы понимать, как думают они. И все-таки, капитан с облегчением вздохнул.
– Молодец, Лора. Ну, а теперь подъем.
Он помог обоим детям подняться. Капитан понимал, что тот намеренно идет на риск, переходя к такому близкому контакту. Но другого выбора не было.
Оказалось, вторым ребенком и правда был мальчик. Он смотрел на присутствующих широко распахнутыми глазами, в которых уже не было того страха, что и прежде, но была некоторая растерянность. Будто его недавно разбудили, и он толком не понимал, где находится. Альберту потребовалась одна лишняя секунда, чтобы догадаться – мальчик был не в себе. От таких как он некоторые мамочки спешат избавиться, когда понимают, что их ребенок останется ребенком до глубокой старости...
– Вы отвезете нас домой? – подтягивая рукава большого свитера, обнажая чистые и здоровые кисти, спросила Лора.
– Прости, Лора, но придется немного подождать. Люди вокруг еще болеют, придется немного пожить в другом месте. У тебя есть родные в городе, кроме мамы и папы?
– Есть тетя, но она далеко, в другом конце города живет. Туда долго ехать.
– Очень хорошо. А ты бы повидаться с ней хотела?
– Да… а можно?
– Конечно. Уверен, она будет рада тебя видеть. Но сперва, прежде чем к ней ехать, давай ты и твой брат поживете немного в другом месте? Всего денек.
– Зачем?
– Чтобы убедиться, что вы не заболели. Ты же не хочешь приехать к тете и заразить ее, правда? – он указал на красноватый нос девочки. – С простудой ходить не слишком весело, а?
– …Я знаю, вы врете. Это не простуда совсем, – нахмурилась та, сжимая руку брата крепче. – Вы боитесь, что мы тоже заболеем и умрем, да? И заразим других.
Дигль вздохнул, а затем виновато улыбнулся.
– Ты умная, тебя не проведешь. Да, Лора. Это тяжелая болезнь. Даже капитан не сможет отправить тебя к тете, пока мы не поймем, здорова ли ты и твой брат. Но смотри, твое лицо чистое, и у твоего брата тоже, – мужчина улыбнулся, – так что думаю, все будет в порядке, и вы совсем скоро увидитесь с ней.
– …Тогда ладно.
– Идем, внизу нас ждет повозка.
– Та, что с лошадьми?
– Та, что с лошадьми.
Проходя мимо, Дигль бросил многозначительный взгляд на капитана и негромко произнес:
– Соседняя палата, – он сказал это так, как если бы это было ответом на все вопросы.
– Хавер, идите с ними, – произнес капитан, наблюдая за уходящими с Диглем детьми и медиками, помогавшими встать Гордичу.
– В соседней палате, капитан… – начал было он.
– Да, я уже понял, – хмуро заметил Хаинц, а затем кивком головы дал указание Бруверу и Брэю идти следом за ним.

Сложить все увиденное и услышанное в общую картину труда особого не составляло. А может быть все просто было до боли знакомо капитану, который подобных ситуаций повидал за свою службу столько, что хватило бы на небольшую книжку? Наверное, так и было. Ситуация, когда одни люди не поспевают к другим, и тех находят третьи. Иногда этими третьими оказывается стража – в этом случае считается, что повезло; достаточно быстро шевелили ногами – успели. Когда стража оказывается на месте первых…
Соседняя палата представляла собой нечто вроде барака. Обжитого, обустроенного для хоть какой-то жизни. Представьте себе, что могло бы стать с больничной палатой на десять коек, если бы потребовалось соорудить из нее пристанище для примерно такого же количества людей? Именно это предстало перед капитаном и его товарищами.
На кроватях было много подушек и одеял, явно взятых из соседних палат, некоторые кровати были сдвинуты вместе; два узких стеллажа, на полках которых покоились явно добытые в складских помещениях медицинские препараты на все случаи жизни, делили палату пополам. Были видны следы жизни небольшой группы людей: некоторые кровати были разобраны, как если бы в них совсем недавно спали, на подоконнике можно было заметить посуду, под окном – запасы еды, очевидно, найденные на больничной кухне; в стороне – ведро с водой, рядом – тазик для умывания, полотенца, даже коробочка с зубным порошком. Был даже ярко выраженный детский уголок между двумя кроватями, где на сложенном вдвое покрывале лежала пара игрушек, неясно, где добытых. Было даже место для самодельного очага. Люди очень старались сделать это место как можно более пригодным для жизни. Очевидно, что здесь было не так чисто, как бывало в обычное время, когда работала больница, но было куда более уютно… если сейчас вообще можно было дать такое определение больничной палате, которая стала братской могилой.
– Господи… – раздалось за спиной.
Капитан вздохнул, чувствуя, как теплый воздух из его рта с трудом проходит через плотную маску на лице. Половицы едва слышно скрипнули под его сапогами, когда он, глядя на мокроватые следы на полу, явно оставленные не только его товарищами, увидевшими эту картину ранее, прошел в палату.
Людей было семеро. Семеро взрослых, разного возраста – четыре женщины и трое мужчин, по два пожилых человека на каждых – в теплой одежде, с пулевыми ранениями в разных частях тела. Их темная кровь, в полумраке, разгоняемом лишь светом пары масляных ламп, явно зажженных к вечеру, то есть, совсем недавно, казалась почти черной. Лежали хаотично: один из стариков остался в кровати, явно пытаясь перед этим встать, мужчина лежал практически у порога, на спине, стеклянными глазами глядя в потолок, пожилая женщина лежала между кроватью и тумбочками, другая лежала так, как если бы ее сперва ударили, повалив на пол, и как будто перед смертью тянула пальцы к ране в боку…
Капитан хрипло выдохнул, потерев пальцами переносицу. Дико заболела голова, даже несмотря на то, что маска блокировала металлический дух крови, витавший в воздухе.
– Я не понимаю… – пробормотал Брувер, оглядываясь вокруг, держась за затылок.
Капитан мог бы пояснить произошедшее, но сомневался, что стражник действительно не понимал, что здесь произошло. В его вопросе он увидел, скорее, обращение к матушке Судьбе, которая пошутила в этот раз слишком жестоко.

Хмуро глядя на мертвых людей сверху вниз, капитан отмечал, что лица их, как и лица детей, были чистыми. Ни следа чирей, язв, сыпи. Если верить тому, что он знал о подцепивших заразу, лицо поражалось так же быстро, как и тело. Будь они заражены, наверняка был бы какой-то отпечаток болезни, если только они не заболели за пару часов до прибытия отряда, конечно, что было само по себе абсурдом.
Слова, сказанные Николасом, заставили отвернуться от мертвых.
– Как бы вы это объяснили, младший лейтенант? – глянув на Николаса, спросил Альберт. – Сомневаюсь, что те, кто это сделал, пришел сюда за этими людьми или пытался помешать нам вызволить их. Думаю, тут все гораздо проще… – произнес капитан, обходя мертвую женщину и проходя вглубь комнаты.
Он не знал, что именно его туда повело, наверное, просто что-то внутри подсказало, что стоять у порога все равно нет смысла. Возможно здесь можно было бы найти что-то, что помогло бы с опознанием в будущем, когда до этого дойдет…
– Что именно, капитан? – услышал он голос Брувера.
– Думаю, здесь побывали те, кто побывал на складе. Те следы были свежие, – напомнил капитан, открывая ящик тумбочки.
Расческа, носовой платок.
– Пришли и вот так убили?..
– Может, услышали шум и пошли проверить; нашли людей, испугались, что они заражены. Или испугались местные, – он махнул рукой в сторону замеченного им револьвера, закатившегося за ножку кровати, который явно выпал из рук мужчины у порога, когда тот падал. – А дальше никто особо не церемонился.
Брувер хмуро потоптался на месте, а затем произнес:
– Да уж. Верно говорят: надежда умирает последней.
– Не в этот раз, – наконец, поиски увенчались успехом и в одной из тумбочек капитан нашел мятый бумажный пакет, в котором обнаружились документы. Принадлежали они некой Эбрил Гост. В графе «дети» числились мальчик и девочка. Семь и одиннадцать лет. – Остались еще дети.